поучительны и в других отношениях. При Наполеоне III Франция превратилась в державу, готовую силой бросить вызов европейскому порядку, установленному в Вене в 1815 году. Пруссаки теперь как никогда остро ощущали родовую угрозу с запада. Шоковый эффект французской интервенции в Италии был усилен воспоминаниями о первом Наполеоне, чье восхождение началось с покорения итальянского полуострова и продолжилось вторжением в Рейнскую область. Возможно, прусская мобилизация 1859 года и не стала катастрофой, которую описывают некоторые историки, но она нисколько не ослабила чувство уязвимости перед возрождающейся бонапартистской Францией.4 Что касается австрийцев, то они вели ожесточенную борьбу за сохранение своих итальянских владений, нанеся франко-пьемонтцам 18 000 потерь при Мадженте и Сольферино. Не будут ли они также сражаться, чтобы отстоять свое политическое превосходство в разделенной Германии? Положение Пруссии в некоторых отношениях было хуже, чем Пьемонта, поскольку казалось очевидным, что средние государства "третьей Германии" (в отличие от мелких североитальянских княжеств) поддержат Австрию в любой открытой борьбе между двумя потенциальными немецкими гегемонами. "Почти вся Германия в течение последних сорока лет [...] лелеяла враждебный дух против Пруссии, - писал Вильгельм Шлейницу 26 марта 1860 года, - и в течение года он явно усиливался".55
Таким образом, итальянская война стала напоминанием о центральной роли вооруженной силы в разрешении укоренившихся властно-политических конфликтов, и в военном руководстве утвердилось мнение, что Пруссии придется реформировать и укреплять свою армию, если она хочет справиться с вызовами, стоящими перед ней в ближайшем будущем. Эта проблема не была новой. Начиная с 1810-х годов финансовые трудности привели к тому, что численность армии не успевала за ростом населения Пруссии. К 1850-м годам в армию призывалось лишь около половины молодых людей подходящего возраста. Опасения вызывало и качество ополчения ландвера, созданного для борьбы с Наполеоном военными реформаторами Шарнхорстом и Бойеном, поскольку его офицеры проходили подготовку по гораздо менее строгим стандартам.
Во главе кампании за военную реформу стоял новый регент, принц Вильгельм Прусский. Вильгельм был уже 61-летним мужчиной с внушительной копной усов, когда в 1858 году он начал замещать своего старшего брата, потерявшего трудоспособность в результате череды инсультов. Эмоциональная привязанность Вильгельма к прусской армии имела глубокие корни в его биографии. Он носил военную форму с шестилетнего возраста. 1 января 1807 года, в возрасте девяти лет, он получил звание прапорщика (вместе с повышением до лейтенанта в качестве рождественского подарка). Его первые впечатления от службы были связаны с воспоминаниями о вторжении и бегстве королевской семьи в Восточную Пруссию. В отличие от своего более умственно развитого старшего брата, Уильям не любил уроки и никогда не был так счастлив, как в компании своих товарищей-кадетов и военных наставников.6 Легко представить, насколько важными должны были стать товарищеские будни службы после травмы, нанесенной ему смертью матери в 1810 году. Преданность Вильгельма была направлена на регулярную армию линии, а не на вспомогательные ополчения ландвера. Вильгельма отталкивал гражданский дух ландвера, который он считал неэффективным в военном отношении и политически ненадежным. Бойен и Шарнхорст поставили перед собой задачу создать военное ведомство, которое бы чувствовало и поддерживало патриотический энтузиазм народа. Вильгельм и его военные советники хотели иметь вооруженные силы, которые подчинялись бы только воле государя.
Было бы слишком далеко заходить, если бы мы предположили, что Вильгельм уже имел в виду объединение Германии вооруженной прусской силой - его мысли по немецкому вопросу были гораздо более неопределенными, чем это. Однако нет никаких сомнений в том, что он был последовательным энтузиастом идеи более тесного объединения Германии, и что он представлял себе это объединение под прусским капитанством. Вильгельм разделял энтузиазм своего брата в отношении злополучного Эрфуртского союза и был разочарован отступлением Пруссии при Ольмюце. Тот, кто хочет управлять Германией, должен сначала завоевать ее", - писал он в 1849 году. Пришло ли время для этого объединения, одному Богу известно; но то, что Пруссии суждено стоять на вершине Германии, является основополагающим фактом нашей истории. Но когда и как? Вот в чем вопрос". Во время своей командировки в Рейнскую область в качестве военного губернатора в 1849 году Вильгельм налаживал контакты с "малогерманскими" либеральными энтузиастами союза под руководством Пруссии. Историческое развитие Пруссии показывает, что ей суждено возглавить Германию", - писал он в апреле 1851 года.7
Чтобы ответить на вызовы более агрессивной политики Германии, Пруссия нуждалась в гибком и высокоэффективном военном инструменте. Вильгельм и его военные советники стремились удвоить численность прусской армии за счет увеличения числа новобранцев в каждом ежегодном сборе, продления срока базовой подготовки на шесть месяцев до трех лет и увеличения срока службы в резерве регулярной армии с двух до пяти лет. Регент также предложил провести более четкую границу между регулярной армией и ландвером, который должен был быть отделен от передовой и регулярных резервных частей и отведен на подчиненное положение в тылу.
Призыв правительства к военной реформе сам по себе не вызывал особых споров. Военные расходы относительно сократились с 1848 года, и либеральное большинство в парламенте широко поддерживало идею о том, что Пруссии нужна более сильная армия, если она хочет сохранить способность к независимым действиям. Более того, события 1859 года вызвали заметную мобилизацию либеральных националистических настроений на севере Германии, кульминацией которой стало создание в сентябре 1859 года Национального общества (Nationalverein). Возглавляемое ганноверским дворянином Рудольфом фон Беннигсеном, оно представляло собой элитный орган, состоящий из нескольких тысяч депутатов парламента, университетских профессоров, юристов и журналистов, целью которого было лоббирование интересов прусского правительства в интересах малогерманского дела.
Настоящая проблема заключалась в политических отношениях между армией и парламентом. Три аспекта программы реформ регента особенно возмущали либералов. Первым был план покончить с тем, что осталось от независимости ландвера. Военные начальники рассматривали ландвер как отживший остаток ушедшей эпохи, но для многих либералов он оставался мощным воплощением идеала народной армии. Вторым предметом разногласий стало требование регента о трехлетнем периоде обучения для солдат линии. Либералы отвергли эту идею, отчасти из-за расходов, а отчасти потому, что считали - с некоторой долей справедливости - что трехлетний период был задуман не столько как военная, сколько как политическая мера, призванная обеспечить проникновение в солдат консервативных и милитаристских ценностей, а также обучение ведению войны. В основе обеих этих проблем лежал центральный вопрос об уникальном, внеконституционном праве монарха на командование - Kommandogewalt.8
Конфликт по поводу вооруженных сил был запрограммирован в прусской политической системе после 1848 года. Проблема имела как конституционное, так и более широкое культурное измерение. Конституционная проблема заключалась в том, что монарх и парламент обладали потенциально противоречивыми правами в отношении армии. Монарх отвечал
